Бунин "Окаянные дни" - краткое содержание
Страница: 1 2 [ 3 ]
Расстрел 26 черносотенцев в Одессе:>
Слыхал, что и у нас будет этот дикий грабеж, какой уже идет в Киеве, - <сбор> одежды и обуви: Но жутко и днем. Весь огромный город не живет, сидит по домам, выходит на улицу мало. Город чувствует себя завоеванным как будто каким-то особым народом, который кажется гораздо более страшным, чем, я думаю, казались нашим предкам печенеги. А завоеватель шатается, торгует с лотков, плюет семечками, <кроет матом>. По Дерибасовской или движется огромная толпа, сопровождающая для развлечения гроб какого-нибудь жулика, выдаваемого непременно за <павшего борца> (лежит в красном гробу:), или чернеют бушлаты играющих на гармонях, пляшущих и вскрикивающих матросов: <Эх, яблочко, куда котишься!>
Вообще, как только город становится <красным>, тотчас резко меняется толпа, наполняющая улицы. Совершается некий подбор лиц: На этих лицах прежде всего нет обыденности, простоты. Все они почти сплошь резко отталкивающие, пугающие злой тупостью, каким-то угрюмо-холуйским вызовом всему и всем.
Я видел Марсово Поле, на котором только что совершили, как некое традиционное жертвоприношение революции, комедию похорон будто бы павших за свободу героев. Что нужды, что это было, собственно, издевательство над мертвыми, что они были лишены честного христианского погребения, заколочены в гроба почему-то красные и противоестественно закопаны в самом центре города живых.
Из <Известий> (замечательный русский язык): <Крестьяне говорят, дайте нам коммуну, лишь бы избавьте нас от кадетов:>
Подпись под плакатом: <Не зарись, Деникин, на чужую землю!>
Кстати, об одесской чрезвычайке. Там теперь новая манера пристреливать - над клозетной чашкой.
<Предупреждение> в газетах: <В связи с полным истощением топлива, электричества скоро не будет>. Итак, в один месяц все обработали: ни фабрик, ни железных дорог, ни трамваев, ни воды, ни хлеба, ни одежды - ничего!
Вчера поздно вечером, вместе с <комиссаром> нашего дома, явились измерять в длину, ширину и высоту все наши комнаты <на предмет уплотнения пролетариатом>.
Почему комиссар, почему трибунал, а не просто суд? Все потому, что только под защитой таких священно-революционных слов можно так смело шагать по колено в крови:
В красноармейцах главное - распущенность. В зубах папироска, глаза мутные, наглые, картуз на затылок, на лоб падает <шевелюр>. Одеты в какую-то сборную рвань. Часовые сидят у входов реквизированных домов в креслах в самых изломанных позах. Иногда сидит просто босяк, на поясе браунинг, с одного боку висит немецкий тесак, с другого кинжал.
Призывы в чисто русском духе: <Вперед, родные, не считайте трупы!*
В Одессе расстреляно еще 15 человек (опубликован список). Из Одессы отправлено <два поезда с подарками защитникам Петербурга>, то есть с продовольствием (а Одесса сама дохнет с голоду).
Р. S. Тут обрываются мои одесские заметки. Листки, следующие за этими, я так хорошо закопал в одном месте в землю, что перед бегством из Одессы, в конце января 1920 года, никак не мог найти их.
Страница: 1 2 [ 3 ]
|
|
