Бунин "Окаянные дни" - краткое содержание
Страница: [ 1 ] 2 3
В 1918-1920 годы Бунин записывал в форме дневниковых заметок свои непосредственные наблюдения и впечатления от событий в России того времени. Вот несколько фрагментов:
Москва, 1918г.
1 января (старого стиля). Кончился этот проклятый год. Но что дальше? Может, нечто еще более ужасное. Даже наверное так:
5 февраля. С первого февраля приказали быть новому стилю. Так что по-ихнему уже восемнадцатое:
6 февраля. В газетах - о начавшемся наступлении на нас немцев. Все говорят: <Ах, если бы!>. На Петровке монахи колют лед. Прохожие торжествуют, злорадствуют: <Ага! Выгнали! Теперь, брат, заставят!>
Далее даты опускаем. В вагон трамвая вошел молодой офицер и, покраснев, сказал, что он <не может, к сожалению, заплатить за билет>. Приехал Дерман, критик, - бежал из Симферополя. Там, говорит, <неописуемый ужас>, солдаты и рабочие <ходят прямо по колено в крови>. Какого-то старика-полковника живьем зажарили в паровозной топке. <Еще не настало время разбираться в русской революции беспристрастно, объективно:> Это слышишь теперь поминутно. Но настоящей беспристрастности все равно никогда не будет А главное: наша <пристрастность> будет ведь очень и очень дорога для будущего историка. Разве важна <страсть> только <революционного народа>? А мы-то что ж, не люди, что ли? В трамвае ад, тучи солдат с мешками - бегут из Москвы, боясь, что их пошлют защищать Петербург от немцев. Встретил на Поварской мальчишку-солдата, оборванного, тощего, паскудного и вдребезги пьяного. Ткнул мне мордой в грудь и, отшатнувшись назад, плюнул на меня и сказал: <Деспот, сукин сын!> На стенах домов кем-то расклеены афиши, уличающие Троцкого и Ленина в связи с немцами, в том, что они немцами подкуплены. Спрашиваю Клестова: <Ну, а сколько же именно эти мерзавцы получили?> <Не беспокойтесь, - ответил он с мутной усмешкой, - порядочно:> Разговор с полотерами:
- Ну, что же скажете, господа, хорошенького?
- Да что скажешь. Все плохо.
- А что, по-вашему, дальше будет?
- А Бог знает, - сказал курчавый. - Мы народ темный: Что мы знаем? То и будет: напустили из тюрем преступников, вот они нами и управляют, а их надо не выпускать, а давно надо было из поганого ружья расстрелять. Царя ссадили, а при нем подобного не было. А теперь этих большевиков не сопрешь. Народ ослаб: Их и всего-то сто тысяч наберется, а нас сколько миллионов, и ничего не можем. Теперь бы казенку открыть, дали бы нам свободу, мы бы их с квартир всех по клокам растащили>.
Разговор, случайно подслушанный по телефону:
- У меня пятнадцать офицеров и адъютант Каледина. Что делать?
- Немедленно расстрелять.
Опять какая-то манифестация, знамена, плакаты, музыка - и кто в лес, кто по дрова, в сотни глоток: <Вставай, подымайся, рабочай народ!>. Голоса утробные, первобытные. Лица у женщин чувашские, мордовские, у мужчин, все как на подбор, преступные, иные прямо сахалинские. Римляне ставили на лица своих каторжников клейма: <Сауе гигет>. На эти лица ничего не надо ставить, и без всякого клейма все видно. Читали статейку Ленина.
Страница: [ 1 ] 2 3
|
|
